Архив Декабрь 2004 - «Все под контролем»

Синдром Чернобыля

В ноябре много шума наделала мелкая авария на Балаковской АЭС: на трубопроводе, подпитывающем котлы второго энергоблока водой, случилась протечка. Автоматика отключила блок, но никакого выброса радиоактивности ни из реактора, ни тем более в окружающую среду не было. Да и не могло быть, потому что авария произошла во втором, нерадиоактивном контуре блока. Тем не менее наиболее впечатлительные граждане Саратовской области бросились приобретать йодосодержащие препараты (их употребление препятствует накоплению радиоактивного йода в щитовидной железе). Некоторые даже умудрились выпить спиртового раствора йода и попали в больницу с химическим ожогом пищеварительного тракта.

Скорее всего, в Саратовской области проявился синдром Чернобыля: люди по инерции не верят успокоительным заявлениям властей по поводу инцидентов на атомных объектах. Действительно, в 1986 г. партийные и советские органы отчаянно скрывали истинные масштабы трагедии на Чернобыльской АЭС, пока о ней не зашумели на Западе. Хотя в ноябре 2004 г. по Балакову поползли слухи о том, что на АЭС случилась жуткая авария, пресс-службы станции и областного МЧС ограничивались лишь краткими сообщениями об остановке блока. В то же время прокуратура Балакова возбудила против паникеров уголовное дело по ст. 207 УК РФ ("заведомо ложное сообщение об акте терроризма"). Выходит, между властями и народом так и осталась пропасть взаимного недоверия из-за угрозы вторжения «мирного атома» в каждый дом?

Атомная отрасль, которая зарождалась в СССР, прежде всего, для создания сверхмощной бомбы, до сих пор не только испытывает народное недоверие после теплового взрыва «мирного атома» в Чернобыле, но и отягощена тяжким военным наследием. Так, превратились в радиоактивную помойку озеро Карачай (планомерный сброс отходов) и река Теча (из-за аварии на ПО «Маяк» в 1957 г.) в Челябинской области. Ущерб региону, в том числе и здоровью многих сотен людей, экологи оценивают в 9 млрд долл. Это и сотни тонн оружейного урана и плутония, хранящихся на складах после демонтажа ядерного оружия (с 1993 г. высококонцентрированное топливо, после его разубоживания, постепенно сжигается на американских и российских АЭС). Это и десятки атомных подводных лодок, стоящих на приколе после вывода из состава российского ВМФ (хотя и медленно, но утилизируются, в том числе на иностранные гранты). И многое, многое другое.

В одном флаконе

Федеральное агентство по атомной энергии (ФААЭ) сохранило в своем управлении не только гражданскую, но и военную составляющую (в качестве госзаказчика по разработке более совершенных ядерных боезарядов). Возможно, что по этой причине атомное ведомство не публикует свои полные, в абсолютных цифрах финансовые показатели. И отчитывается перед общественностью лишь такими малоинформативными данными: «рост промышленного производства в отрасли в 2003 г. составил 11,3%, экспорт возрос на 20,2%, инвестиции увеличились на 14,5%». Конечно, здорово, что темпы развития предприятий, входящих в ФААЭ, превышают темпы роста отечественной экономики в целом. Однако общественности было бы небезынтересно знать и абсолютные цифры, пусть и без расходов на оборону (составляющих, скорее всего, не более 5–10% в бюджете ведомства). В том числе – затраты на охрану ядерных объектов. Например, по неофициальным данным, у Росэнергоатома, входящего в систему ФААЭ, на эти цели уходит более половины издержек (последний показатель в 2003 г. составил около 50 млрд руб.). Выходит, на эшелонированную, действительно надежную охрану атомных станций тратится 25–30 млрд руб. в год. Рискнем предположить, что оборот всей системы ФААЭ (с учетом 3–3,5 млрд долл., получаемых от экспорта ядерных материалов) в 3 раза больше, чем у входящего в нее Росэнергоатома (75 млрд руб.). Тогда на защиту ядерных объектов от террористов (задействованная по всему периметру система слежения, полки МВД и бронетранспортеры, внутренние эшелоны охраны) ежегодно уходит немалая сумма от всех издержек – 80–90 млрд руб. И она, естественно, утяжеляет экономику «мирного атома». Хотя и не всегда эффективно: в 2002 г. активисты Гринписа и депутат Сергей Митрохин беспрепятственно проникли на территорию Горно-химического комбината в Железногорске (Красноярский край).

В то же время атомщики постоянно упирают на то, что их киловатт-часы дешевле продукции тепловых станций. И этот разрыв будет, как они считают, постоянно расти из-за динамичного удорожания органического топлива. Например, в 2010 г. стоимость киловатт-часа тепловых станций составит около 3,5, а атомного – всего 2,4 цента. Однако Росэнергоатом до сих пор не включает в свой тариф будущие немалые затраты под создание так называемой «зеленой лужайки» на месте закрываемых АЭС, после исчерпания срока их службы. Эти затраты, по некоторым данным, сопоставимы с капитальными вложениями в сооружение атомных станций – 1 млрд долл. на блок в 1 млн кВт установленной мощности. Кроме того, тезис о сравнительной дешевизне атомного киловатт-часа спорен и по отмеченной выше причине: расходы на попутный «мирный атом» невозможно выделить в огромных затратах, которые в советское время шли на создание ядерного оружия. Ведь в поиске, разведке и разработке урановых месторождений, создании заводов по обогащению топлива и целого ряда закрытых городов-производств тесно переплелись военное и гражданское назначение.

Кроме того, ФААЭ сейчас дотирует производство топливовыделяющих элементов (ТВЭЛ) и сооружение новых станций за счет, например, высокодоходного экспорта урана (в соответствии с российско-американским соглашением ВОУ-НОУ). Таким образом, экономика атомной отрасли продолжает оставаться непрозрачной и перекошенной. Что не позволяет объективно судить о конкурентоспособности атомной энергетики.

По некоторым данным, ввод 3-го блока Калининской (Тверской) АЭС обошелся обществу в фантастическую сумму – не менее чем в 2 млрд долл., в то время как проектная стоимость не должна была превысить 1 млрд. Примерно половину «лишнего» миллиарда пришлось потратить на приведение замороженного с советских времен недостроя к современному техническому уровню. В том числе на дорогостоящую разработку отечественной АСУ ТП (автоматизированной системы управления технологическими процессами), чтобы ликвидировать отставание от западных аналогов. Это позволит при экспорте реактора ВВЭР-1000 отказаться от приобретения зарубежной АСУ ТП, например, фирмы Siemens. И тем самым заработать больше денег. Но наличие остальных «лишних» 0,5–0,6 млрд долл. невозможно ничем другим объяснить как откатами чиновникам и заказчикам, другими примитивными схемами увода денег и не контролируемым со стороны Росэнергоатома удорожанием строительства генподрядчиком – Севзапатомэнергострой.

Хотя Счетная палата и проявляла интерес к крупной стройке – сооружению блока №3 Калининской АЭС, тем не менее Сергей Степашин, побывав на ней, ограничился общими фразами: «Перед нами стояла задача: оценить, насколько эффективно были использованы средства бюджета и Росэнергоатома. Безусловно, мы увидели современное производство, где применены самые передовые технологии». И ни слова не проронил о конкретных результатах этой оценки.

Планов громадье

Тем не менее атомщики пишут сценарии более динамичного развития своей отрасли. Например, увеличения мощности АЭС с нынешних 22 до 50 млн кВт в 2020 г. Еще в 2000 г. правительство одобрило «Стратегию развития атомной энергетики России в первой половине XXI века». Кроме такого глобального документа, есть и среднесрочный – Программа развития атомной энергетики РФ на 1998–2005 гг. и на период до 2010 года. Какие тенденции можно уловить в этих документах

Топливная база. Ежегодная потребность атомной отрасли России в природном уране (при мощности электростанций в 22 млн кВт), с учетом экспорта ядерного топлива, составляет около 10 тыс. т. Однако к 2010 г. эта потребность может вырасти до 13 тыс. т, а к 2020 г. – до 16–17 тыс. т. С имеющимися ресурсами урана (залежи в недрах, складские запасы на горнодобывающих предприятиях, запасы оружейного урана, поставки из Украины) его хватит на 50–60 лет. Если работать на реакторах с тепловыми, медленными нейтронами. Замыкание же топливного цикла этих реакторов, с вовлечением энергетического плутония и регенерированного урана, продлит срок их топливоснабжения всего на 10–20 лет. Поэтому атомщики предлагают переориентировать отрасль, по мере возможности, на реакторы с быстрыми нейтронами. Это позволит продлить использование урана в энергетике не менее чем в 100 раз за счет вовлечения в оборот урана-238, которого в земной коре гораздо больше, чем урана-235.

ФААЭ рассчитывает довести добычу природного урана с нынешних 3,2 до 5–6 тыс. т к 2020 г. за счет разработки новых месторождений и примерно столько же импортировать из Казахстана, Узбекистана и Украины. В 2004 г. казахстанско-российско-киргизское СП «Заречное» начало обустройство одноименного месторождения в Казахстане и к концу 2005 г. намерено приступить к добыче. Его перспективная мощность может составить до 1 тыс. т. Под реализацию проекта потребуется не менее 30 млн долл., при сроке окупаемости инвестиций до 7 лет. Однако прогнозных ресурсов Казахстана гораздо больше – до 1 млн т урана. Что касается прогнозных ресурсов ядерного топлива непосредственно в России, то их пока не очень много – не более 16–17 тыс. т. Так, при наращивании добычи на месторождении в районе Приаргунского горно-химического объединения (ПГХО) до 3 тыс. т, здешних запасов хватит всего на 15–20 лет. В то же время детальная разведка перспективных залежей требует немалых инвестиций. До сих пор Минприроды на изыскание запасов урана направляет всего 200 млн из 7 млрд руб. бюджетных средств, выделяемых ежегодно по статье «Геологоразведка». Однако это направление могут финансировать и предприятия, входящие в корпорацию ТВЭЛ и кровно заинтересованные в наличии устойчивой сырьевой базы. То же ПХГО, например, да и сама ТВЭЛ тоже. Пока же российская топливная корпорация вошла в состав акционеров ПХГО.

Реакторные технологии. В России имеется целый ряд наработанных и перспективных технологий получения электроэнергии из урана. Что, по-видимому, ведет к распылению хотя и немалых, но ограниченных средств. До 1986 г. динамично развивалось направление канальных реакторов. На Игналинской АЭС были установлены самые мощные в мире блоки – по 1500 МВт. Однако Чернобыльская катастрофа заставила заморозить направление РБМК. По мнению главного конструктора энергетических канальных реакторных установок НИКИэнерготехники Юрия Черкашова, поддержка РБМК руководством Минатома-ФААЭ с некоторых пор прекратилась. Так, новый проект – МКЭР (сильно модернизированный вариант РБМК), который рассматривался ранее как главный вариант замещения мощностей Ленинградской АЭС, не получил финансирования. Поэтому Росэнергоатом будет лишь продлевать срок службы существующих РБМК не менее чем на 15 лет и, возможно, увеличивать их мощность, процентов на 10. В 2007 г. предполагается ввести советский недострой – блок №5 с модернизированным РБМК на Курской АЭС.

Другая отработанная технология – водо-водяные реакторы (как и РБМК – на тепловых, медленных нейтронах). Блоки ВВЭР на 1000 МВт строятся не только в России (последний пример – блок №3 Калининской АЭС, который до конца 2004 г. должен заработать в Единой энергосистеме РФ), но и за рубежом. Правда, новые заказы нам пока не светят. Так, в 2003 г. Атомстройэкспорт проиграл тендер в Финляндии: потому что Framatome ANP (совместное предприятие французской группы AREVA и германского концерна Siemens) предложил блок с реактором EPR мощностью 1600 МВт. У нас такого проекта пока нет. Только в 2001 г. тогдашний министр по атомной энергии (ныне глава ФААЭ) Александр Румянцев подписал приказ об организации работ по созданию блока ВВЭР-1500. Сейчас в ФААЭ надеются, что под разработку ВВЭР-1500 удастся привлечь китайские инвестиции, когда КНР объявит тендеры на сооружение новых АЭС. В то же время сооружать блок с реактором EPR начнут уже в 2005 г. в Финляндии и в 2007 г. – во Франции. Его конструкцию СП Framatome ANP разрабатывает уже более десятка лет.

В 1980 г. на Белоярской АЭС был пущен первый (и пока последний в России) блок с реактором БН-600, то есть на быстрых нейтронах. Он может стать прототипом более мощных блоков – с реакторами БН-800. Первый такой блок начали сооружать на той же Белоярской АЭС в 1984 г., но в конце 1990-х стройку заморозили. Когда министром по атомной энергии был теперешний научный руководитель НИКИэнерготехнологии Евгений Адамов, он продвигал проект реактора на быстрых нейтронах с естественной безопасностью, опытно-промышленный образец которого – БРЕСТ-300, планировалось строить тоже на Белоярской АЭС.

Такое изобилие сырых, не доведенных до ума инноваций, а также сохраняющаяся раздробленность предприятий атомной отрасли, по-видимому, не позволит ФААЭ в ближайшее время полноценно конкурировать на внешних рынках с западными проектировщиками и производителями атомных станций.

Структура собственности. Лишь в 2001 г. власти разрешили Росэнергоатому сделать ранее самостоятельные атомные станции филиалами концерна. Это позволило создать в 2002 г. на базе Росэнергоатома единую генерирующую компанию и, сконцентрировав немалые финансовые ресурсы АЭС, навести в их расходовании на нужды эксплуатации элементарный порядок. Однако в строительстве, как показал пример ввода блока №3 Калининской АЭС, его до сих пор не существует. В то же время концерн сохранил форму ФГУП. Александр Румянцев в 2002 г. не исключал возможности приватизации в будущем части объектов атомных станций (например, паровых турбин и генераторов). При этом он ссылался на мировой опыт: «в США атомные станции частные, и они надежно работают. Во Франции – государственные, и тоже надежно работают: Но здесь уже начинается их приватизация с тем, чтобы избавиться от возникшего дефицита в притоке инвестиций». Однако на Западе никому не пришло бы в голову приватизировать паросиловое и генерирующее оборудование отдельно от ядерного. Французские власти, под давлением комиссаров ЕС, пообещали до конца 2004 г. лишить статуса госпредприятия Electricite de France (с весомой долей эксплуатируемых АЭС) и довести долю частного капитала в компании до 35–50%. Аналогичные планы вынашиваются в отношении ядерно-энергетического холдинга AREVA. Сейчас не менее 84% акций в нем принадлежит государству, однако долю частного капитала уже в 2005 г. намечено довести до 35–40%. Это позволит привлечь 3–4 млрд евро инвестиций.

Однако такое важное направление, как перспективы перехода к смешанным государственно-частным формам собственности никак не отражено в упомянутых программных документах. Недавно Александр Румянцев заявил: «Мы уже представили наши предложения по подведомственным бывшему Минатому предприятиям. Они будут подведомственны агентствам. При определении подведомственности, возможно, произойдут некоторые изменения. Например, может снова встать вопрос о Курчатовском институте. Я думаю, что его статус будет немного модифицирован, и его подчинят либо Федеральному агентству по науке и инновациям, либо нам». Выходит, отечественная атомная отрасль, предприятия которой полностью сохранят государственный статус, надолго останется громоздкой, инерционной структурой, в которую так и не хлынет поток частных инвестиций.

Архив журналов

Журнал «Мировая энергетика»

Декабрь 2004 г.

Все под контролем

Журнал «Мировая энергетика»