Архив журналов

 

Журнал «Мировая энергетика»

Ноябрь 2004 г.

 

Главная
Статьи
Мероприятия
Новости
Партнеры
Авторы
Контакты
Вакансии
Рекламодателям
Архив
Книжная полка
 
 
КАРТА САЙТА
 
 
 
 
 return_links(1); ?>
 
return_links(1);?> return_links(1);?> return_links(1);?> return_links();?>

Южная Корея в режиме ожидания

К концу второго тысячелетия Южная Корея вошла в первую десятку стран-энергопотребителей и заняла 4-е место в мире по импорту нефти, 6-е – по ее потреблению и 2-е – по импорту сжиженного природного газа (СПГ). В Северо-Восточной Азии она уступает по энергопотреблению только Китаю и Японии. Но нужны ли ей российские энергоресурсы?
Михаил СТЕКЛОВ,
сотрудник Центра научных исследований МГИМО
Годовой объем импорта первичных энергоносителей страны возрос с 43,9 млн т нефтяного эквивалента (тнэ) в 1980 г. до 198,4 млн тнэ в 2001 г. Темпы ежегодного роста спроса на энергоносители с 2001 по 2010 гг. оцениваются в 3,1%, а на период до 2020 г. – в 2,4%. Таким образом, в 2020 г. Республика Корея будет потреблять энергии в 1,5 раза больше, чем в 2001 г. Для этого Сеулу нужно будет изыскать дополнительно 100 млн тнэ в год. Учитывая, что Корея ежегодно расходует на закупку энергетического сырья свыше 50 млрд долл., даже частичная ее переориентация на Россию могла бы принести России многомиллиардные доходы.

Проблемы обеспечения Кореи энергоресурсами во многом схожи с теми, которые испытывают Китай и Япония. В частности, негативным следствием ее индустриально-технологического взлета стало усиление зависимости от импорта энергоносителей. Если в 1980 г. на долю зарубежных поставок приходилось 73,5% всех потребляемых ею энергетических ресурсов, то в 2001 г. этот показатель составил уже 97,3%. Из них как минимум 70% приходится на политически нестабильный Ближний Восток.

Весьма уязвимой с точки зрения энергетической безопасности является и действующая схема доставки энергоносителей – 100 % импортируемых энергоресурсов поступают в страну морским путем.

Для ослабления зависимости от импорта нефти правительству на текущий год поставлена задача – уменьшить ее долю в энергобалансе до 46,3%. При этом на ближневосточную нефть должно приходиться не более 70% от ее общего импорта. Руководствуясь данной установкой, Министерство торговли и промышленности Кореи объявило о снижении импортных пошлин на нефть, закупаемую в других регионах. Стимулируется прямое участие южнокорейских компаний в зарубежных нефтедобывающих проектах. Под управлением МТПЭ и Эксимбанка действует специальный фонд, из которого финансируются компании, работающие за рубежом.

Таким образом, налицо ряд важных предпосылок, обусловливающих реальный интерес Кореи к российским энергоресурсам. Уже в ходе первых контактов с Москвой в конце 80-х годов прошлого века Сеул сделал особый акцент на сотрудничество в сфере ТЭК. Деловые круги обеих стран с энтузиазмом обсуждали перспективы совместной разработки угольных месторождений в Якутии и Приморье, нефтегазовых блоков на Сахалине и шельфе Северного Ледовитого океана. Повышенное внимание корейцев к этим вопросам породило в Москве эйфорию: запахло крупными инвестициями. Однако вскоре в Сеуле поняли, что освоение энергоресурсов Сибири сопряжено с колоссальными расходами и высоким инвестиционным риском в условиях политически нестабильного государства. Последовавший вскоре демонтаж СССР укрепил уверенность южнокорейцев в правильности занятой ими выжидательной позиции. В этой обстановке Сеул счел нецелесообразным участвовать в проектах российского ТЭК.

Теперь, когда проблема диверсификации источников энергии стала для Кореи важнейшим требованием обеспечения национальной безопасности, активность Сеула на российском направлении несколько возросла, но проявляется в основном в декларативной форме. Деловые и правительственные круги Южной Кореи уже в течение ряда лет заявляют о своем интересе к Ковыктинскому газовому проекту, поставкам нефти и СПГ с Сахалина, внимательно отслеживают планы освоения энергоресурсов Якутии. Однако дальше заявлений о намерениях дело пока не идет.

Недавние примеры BP-Amoco, ConocoPhilips, Total, инвестировавших в Россию миллиарды долларов, южнокорейцев не вдохновляют. Первые выступают как производители нефтегазовой продукции мирового масштаба и несут соразмерные этому риски, тогда как основной целью Сеула остается обеспечение стабильных поставок энергоносителей для национальной экономики. В Республике Корея сохраняется осторожное отношение к России как объекту инвестирования в крупные сырьевые проекты – слишком часто здесь меняются правила игры, а фактический отказ Москвы от режима СРП не сулит сверхприбылей, ради которых можно рисковать. Да и высокая стоимость обсуждаемых проектов вызывает сомнение в конкурентоспособности российского углеводородного сырья. Достаточно вспомнить, что Ковыктинский проект за время его многолетней проработки подорожал с 10 до 18 млрд долл. Вопрос согласования цены на газ остается одним из самых сложных, а без его решения невозможно приступить к полномасштабной реализации проекта.

Сентябрьский визит южнокорейского президента Но Му Хена в Москву показал, что Сеулу не стоит строить иллюзий относительно близких перспектив поставок нефти и газа из России. В четырехмиллиардном пакете подписанных в ходе визита документов львиная доля приходится на проекты строительства нового нефтеперерабатывающего и нефтехимического комплекса в Республике Татарстан и модернизации Хабаровского НПЗ. То есть речь идет об инвестировании в производство нефтепродуктов, внутренний спрос на которые в России стабильно растет.

Что касается Меморандума о взаимопонимании между ОАО «Роснефть» и Корейской национальной нефтяной корпорацией (KNOC), предусматривающего совместную разработку проекта «Сахалин-3» и участка Западно-Камчатского шельфа Охотского моря, то воспринимать его как руководство к конкретным действиям преждевременно, о чем свидетельствует само его ни к чему не обязывающее название. Очевидно, при подписании этого документа учитывалось, что ранее обсуждавшиеся проекты, подобные Ковыктинскому, безнадежно увязли в согласованиях, их условия непрерывно меняются вместе с общеполитическим курсом России. Сегодня это проявляется в усилении государственного регулирования, осуществляемого через Газпром, Роснефть и Транснефть, ставящего под сомнение ранее достигнутые договоренности (кто сейчас вспоминает, что первые поставки ковыктинского газа в Корею были обещаны в 2006 г.?). Ссылаться на этот проект на высшем уровне стало неудобно, а совсем не затронуть важную для Южной Кореи тему было бы политически недальновидным. Скорее всего, упомянутый меморандум был подписан как протокольный, чтобы дать участникам саммита возможность в самой общей форме подтвердить ранее проявленный обоюдный интерес к сотрудничеству в освоении российских энергетических ресурсов. Реально инвестировать обещанные 250 млн долл. корейские компании смогут только после тщательной экспертизы со стороны правительства и банков, а те уже давно смотрят на Россию с изрядной долей скептицизма.

Понятно, что российские государственники хотели бы максимально эффективно использовать энергоресурсы для решения накопившихся в восточных регионах социально-экономических проблем, однако на инвестиционные программы по освоению этих ресурсов, общая стоимость которых по некоторым оценкам может превысить 200 млрд долл., собственных средств у России в обозримом будущем не предвидится. Что касается Кореи, то она, похоже, готова подождать, пока Газпром окончательно отработает программу создания в Восточной Сибири и на Дальнем Востоке единой системы добычи, транспортировки и газоснабжения.

Отсутствие ясных перспектив в России побуждает Сеул активнее действовать на других направлениях. В настоящее время KNOC непосредственно участвует в 18 проектах в 13 странах, включая 4 действующих проекта в Йемене, по одному в Аргентине, Перу, Северном море, а также 4 проекта в стадии разработки в Йемене, Венесуэле, Ливии и Вьетнаме. В ближайшее время планируется приступить к разведывательному бурению на индонезийском нефтяном месторождении Маруда и поисковым работам на шельфе совместно с Японской национальной нефтяной корпорацией. Справедливости ради надо сказать, что стоимость заключаемых при этом контрактов редко выходит за отметку 50 млн долл., но реализуются они весьма динамично, с хорошей перспективой на будущее.

Южнокорейские компании проявляют интерес также к зарубежным газодобывающим проектам. Daewoo International является оператором двух газовых проектов на юго-западе Мьянмы. С участием KOGAS успешно реализуются соглашения RasGas в Катаре и OLNG в Омане. В ходе официальных встреч на высоком уровне закладывается основа для подключения южнокорейских компаний к нефтегазодобыче в Казахстане, Иране и Пакистане. Внимательно изучается вопрос о возможности поставок СПГ с Аляски. Южная Корея также числится среди потенциальных импортеров туркменского газа.

Корея хотела бы, чтобы на рынках энергоносителей покупатель выступал на равных с продавцом, а для этого в переговорах с действующими и перспективными поставщиками энергоресурсов важно иметь больше свободы для маневра. Поэтому в Сеуле постоянно ищут новые схемы энергоснабжения страны. Богатый ресурсами северный сосед все еще мало предсказуем в своих действиях в сравнении с другими зарубежными партнерами. А рассуждения на тему взаимной экономической дополняемости России и Южной Кореи отдаются на откуп дипломатам.
 

Еще статьи на эту тему:
— Главный принцип - здравый смысл
— Пора учить корейский

 

Журнал «Мировая энергетика»

Все права защищены. © Copyright 2003-2012. Свидетельство ПИ ФС77-34619 от 02.12.2008 г.
При использовании материалов ссылка на www.worldenergy.ru обязательна
Пожелания по работе сайта присылайте на info@worldenergy.ru