Архив статей

 

Журнал «Мировая энергетика»

Февраль 2004 г.

 

Главная
Статьи
Мероприятия
Новости
Партнеры
Авторы
Контакты
Вакансии
Рекламодателям
Архив
Книжная полка
 
 
КАРТА САЙТА
 
 
 
 
 return_links(1); ?>
 
return_links(1);?> return_links(1);?> return_links(1);?> return_links();?>

Налог на олигархов

Вынуть из кармана закон, который будет «точно» отбирать природную ренту, невозможно. В сфере природопользования у государства есть другие рычаги.

Виктор ДАНИЛОВ-ДАНИЛЬЯН,
доктор экономических наук, член-корреспондент РАН

Оказавшись в 70–80-е годы прошлого века на нефтяной игле, Россия так и не смогла гармонично развить другие отрасли, сделав ставку на сырье. Теперь для нашего развития главный источник доходов – экспорт сырьевых материалов. Отсюда острота проблемы распределения горной ренты: на какую ее часть может претендовать государство? Как оно может получить свою долю?

Простого решения, которое выскочило бы из какой-нибудь модели, как чертик из табакерки, в экономике не бывает. Поэтому сначала условимся, как понимать природную ренту, а потом рассмотрим поставленные вопросы. Самым точным мне кажется такое определение: природная рента – это часть прибыли, обусловленная использованием природного фактора. В случае горной ренты природный фактор – месторождения. Точно так же можно определить и любую другую, «неприродную» ренту: часть прибыли, обусловленная использованием интересующего нас фактора производства.

Барабан вместо скважины

Как считать составляющую прибыли, обусловленную природным фактором? Возьмем, к примеру, нефтедобывающее предприятие. Что нужно для добычи нефти? Месторождение, оборудование, труд, управление. Кроме того, есть внешние по отношению к предприятию экономические условия – национальные, международные. На результаты производства, на прибыль влияют климат, местоположение, инфраструктура, социальная среда, множество всяких факторов, неподконтрольных данному производителю. В таких случаях можно говорить о ренте либо о чем-то, подобном ей. Допустим, мы сумели оценить значимость всех факторов и разложили прибыль на соответствующие им части. В результате получим: от месторождения в этой прибыли, скажем, 50%, от использования труда еще 20 и т.д.

Так вот: если у предпринимателя отнять все виды ренты, у него не останется никакой прибыли, только его собственная зарплата. Смысл предпринимательства полностью утрачивается. Получается до боли знакомое: предприятие работает, свободный остаток прибыли перечисляется в бюджет. А что такое свободный остаток прибыли в той, социалистической экономике? Это прибыль за вычетом того, что государство разрешало предприятию отщипнуть на социальные нужды, на развитие и т.д. По сути, это были расходы государства, а не предприятия. Так что вся ли прибыль перечисляется в бюджет или «только» свободный остаток – нет разницы: это проблема движения денег, а не проблема распределения прибыли. Воспоминания об этом рае кому-то не дают покоя.

Я десятки раз слышал, что при «нормальном» капитализме предприниматель должен получать нормальную прибыль и больше ничего. Но предприниматель только тогда предприниматель, когда хочет получить ненормальную прибыль. Именно это является движущей силой предпринимательства. Если сразу объявить, что он получит «нормальную» прибыль, а остальное отдаст государству, он скажет: электрогитарой или барабаном я больше заработаю. Если государство о предпринимательском стимуле не печалится вообще, оно может пойти таким путем, но пусть подумает, что из этого получится.
Само собой, владелец каждого фактора, нужного для образования прибыли, имеет право на некую долю той части прибыли, которая обусловлена данным фактором. Обычно владелец природных ресурсов (и многого другого) – государство, конечно у него полное право на долю природной ренты. Какую именно долю? К сожалению, этот вопрос решается только методом проб и ошибок, подстройкой налогового и финансового механизма.

Ножом по стеклу

Очень наивные люди полагают, что решить вопрос можно, если озадачить работой 100 или 1000 плановиков с калькуляторами, как было в Госплане СССР.

Не спасают дело и математические модели, пусть даже предельно сложные. Почему такие модели не дают готовых рецептов? В самом общем виде – потому, что мы имеем дело с огромным природным, географическим, экономическим, социальным разнообразием, соизмерить и соразмерить все это наука не умеет. Это умеет делать рынок, но далеко не всегда.

Представим себе два предприятия, работающих в одинаковых «внешних» условиях. У них будет одинаковая прибыль? Никогда! Значит, надо договориться, как оценивать результаты производства. Известно два подхода. Первый – классический, он принимает за точку отсчета средние данные по отрасли. Второй – маржиналистский, учит, что ориентироваться надо на лучшие возможные действия. Но как только мы сталкиваемся с проблемой природной ренты, так сразу упираемся в невероятные трудности при обоих подходах.

В первом случае понятие средний имеет ясное экономическое содержание, если множество объектов (например, предприятий) можно воспринимать как статистический ансамбль. Тогда средние величины информативны, сообщают что-то существенное. Это относится к земельным или лесным участкам – там характеристики, по которым различаются объекты, уложатся в два десятка, а самих объектов – десятки (а то и сотни) тысяч. Теперь берем месторождение апатито-нефелиновых руд на Кольском полуострове. Что можно сказать про него при таком подходе? А ничего. Потому что усреднять не с чем – другого подобного в мире нет. И каждое месторождение полиметаллических руд уникально по составу добываемого природного вещества. Уголь – и тот различают более чем по 30 маркам. Месторождения чрезвычайно разнообразны не только по качеству и концентрации полезного компонента, но и залеганию рудного тела, вмещающим и вскрышным породам, примесям и т.д. Так же и с нефтяными месторождениями. Надеяться, что статистические методы дадут здесь готовое решение – все равно, что кухонным ножом стекло резать, даже царапины не остается.

Модель, что дышло

Маржиналистский подход приводит к задачам оптимизации, в которых нужно учитывать еще больше факторов. Однако не все они поддаются измерению. Если все же построить (с неизбежными ошибками) такую модель, сложную, как сама жизнь, то выяснится, что «качая» ее параметры в пределах точности их измерения, мы будем получать совершенно разные результаты. В этом случае модель – что дышло, куда повернул, туда и вышло.

Теоретически эти вещи изучались многими экономистами. Все сколько-нибудь аккуратные и методологически подкованные исследователи приходят к одному выводу – и статистическая обработка данных, и оптимизационные модели многое проясняют на содержательном уровне, но не являются инструментом для принятия решений. Они «шлифуют мозги» менеджеру, но не дают отмычку для замка, который надо открыть. Так что затея с приемлемой точностью вычислить горную ренту, пусть даже не для того, чтобы ее изымать, довольно бесперспективна.

О переносе произвола

Но все-таки как может государство взять у сырьевых отраслей свою часть горной ренты и в каком объеме, чтобы не нанести ущерба их развитию? Эту задачу решает налогово-финансовый механизм: почти все его элементы так или иначе осуществляют перераспределение горной ренты. Прежде всего – налог на прибыль. Да, сегодня государство получает мало. Но с очень высокой прибыли надо брать долю больше, чем с низкой, это называется прогрессивный налог на прибыль. Кто мешает его ввести? Во многих странах он действует.

Теперь зарплата. В нефтянке она существенно выше, чем в целом по промышленности, потому что часть горной ренты попадает и в зарплату. Когда нефтяник платит 13% подоходного налога, там оказывается что-то и от горной ренты. То же относится к единому социальному налогу, НДС и т.д. Наконец, есть платежи, которые очень жестко связаны с перераспределением ренты: экспортные пошлины и налог на добычу полезных ископаемых.

Говорят, что все эти методы – косвенные, а надо ввести прямые рентные платежи. Для этого предлагают ввести коэффициенты для разных природных факторов – за качество нефти, глубину залегания пласта, сложность условий бурения, суровость климата и прочее. Если известны такие коэффициенты (это гораздо сложнее, чем распределение прибыли по обусловившим ее факторам), их можно пронормировать так, чтобы обеспечить государству долю горной ренты, скажем, в 90%. Оставшейся частью пусть распоряжается предприниматель. Выходит, что вроде как и стимул для него сохраняется.

Однако это предложение – перенос произвола из одной инстанции в другую. Просто та инстанция, с которой мы сейчас имеем дело, – система налогов и сборов – хорошо изучена, существует веками, самым «молодым» ее компонентам – по полвека. С этими рычагами государство научилось обращаться, все это достаточно привычно и бизнесу. Взамен предлагают ввести новую систему, в которой неопределенностей больше, потому что гораздо больше параметров, неясны их взаимосвязи. Система абсолютно неизвестна, а нам сейчас не до экспериментов. Самое главное, что и теоретический анализ этого эксперимента показывает: вряд ли от него можно ожидать чего-нибудь хорошего – это не просто перенос произвола в другую инстанцию, но еще и с коэффициентом усиления произвола.

Эмираты нам не указ

Почему нам не подходит модель Эмиратов, чей народ, пока не кончилась нефть, обречен на процветание? Ведь наши недра побогаче будут, один Самотлор чего стоит! Да потому, что в ОАЭ население куда меньше и нет того разнообразия, которое есть у нас. Вот если бы Самотлор был отдельным государством, тогда другое дело. Но в том-то и катастрофа для тех, кто исповедует эти идеи применительно к российским условиям, что в таком случае нужно говорить не о России, а о 20 или 30 богатых минеральным сырьем провинциях, к каждой из которых следует относиться как к отдельному государству.

Еще, бывает, вспоминают Норвегию, где морские нефтяные платформы обогащают казну. Это так, но опять-таки условия принципиально отличаются от наших. Фактически норвежский нефтеносный шельф можно рассматривать как одно месторождение, которое эксплуатирует одна государственная компания – Статойл. Не забывайте и про высокую производственную культуру и уровень менеджмента, которые были в Норвегии еще до начала добычи нефти. Теперь для сравнения представьте: у нас единственный Самотлор, одна государственная компания, больше никакой нефти, но вышколенные рабочие и классный менеджмент. Тогда все понятно: служащие сидят на зарплате, прибыль – собственность государства, как при социализме. Государство делает с ней, что хочет: может класть на индивидуальный счет каждого гражданина определенную сумму, может направлять на развитие инфраструктуры. В России такой ситуации с природными ресурсами заведомо не будет. А если гипотетически допустить возврат в социалистическую систему, то задачи, которые встанут перед социалистическим государством, будут несопоставимо сложнее, чем те, которые стоят перед Норвегией или Эмиратами. Мы об эти задачи голову уже разбили, что и кончилось катастрофой для советского народного хозяйства.

 

Еще статьи на эту тему:

 

Журнал «Мировая энергетика»

Все права защищены. © Copyright 2003-2012. Свидетельство ПИ ФС77-34619 от 02.12.2008 г.
При использовании материалов ссылка на www.worldenergy.ru обязательна
Пожелания по работе сайта присылайте на info@worldenergy.ru